«О боже, опять они про крики!»

Теннисисты постоянно выступают на пресс-конференциях – это часть работы. Их засыпают вопросами обо всех невынужденных ошибках с форхенда, о том, почему первая подача у них такая сильная, или, скажем, как они справляются с разочарованиями. Чтобы журналисты могли цитировать их слова максимально точно, не упуская главную мысль, организаторы нанимают специальную службу, которая занимается стенографией пресс-конференций. Стенографисты, вероятно, слушают теннисистов внимательнее всех в мире.

Спортивный журнал Deadspin опубликовал интервью с Линдой Кристенсен, которая более 10 лет стенографирует спортсменов на различных турнирах. Она рассказала журналисту Гири Нэйтану довольно много любопытного…

– Линда, вы уже 11 лет присутствуете на пресс-конференциях. За эти годы слышали спортсменов из всех на свете стран со всеми возможными акцентами. Есть те, которых сложно понять?

– Да, некоторых понять действительно непросто. Забавно, но сложнее всего бывает с англоговорящими спортсменами. Мы ведь имеем дело со скоростью, так вот они эту скорость постоянно превышают. Австралийцы, американцы... Иногда и британцы! Сложновато даже с Энди Марреем, по крайней мере так было в самом начале его карьеры.

– Вы об акценте?

– Ну да. А вот австралийцы, например, (особенно если журналист из Австралии задаёт вопрос теннисисту из Австралии) вообще говорят одновременно друг с другом и как будто заранее знают, что скажет другой.

– У них свой сленг, за которым не уследить?

– У них много просторечий. И всяких смешных поговорок. Вот Ллейтон Хьюитт, например. Очень забавно слышать, как он говорит, что на корте проходит "тяжёлые ярды". Это значит, прилагает много усилий в игре. Или, например, большинство из нас на удачу "стучат по дереву", а в каких-то странах достаточно просто "потрогать дерево".

Было забавно, когда Виктория Азаренко в Дохе на вопрос корреспондента о её криках на корте ответила: "Скажите, а вы храпите? А вы можете перестать храпеть, если придётся?"

– Какие вопросы задают журналисты чаще всего? Видимо, есть настолько заезженные, что ответы уже слушать невозможно?

– Вопросы цикличны. Несколько лет подряд всех без исключения интересовали крики на корте. И журналисты до бесконечности говорили о том, как покончить с этим. У тех игроков, кого просто научили кричать во время ударов, были большие проблемы на пресс-конференциях. Для меня это стало сигналом к очередной скучной беседе. Я думала: "О боже, опять они про крики!" А потом я ехала на какой-нибудь небольшой турнир, и там обязательно находился местный журналист, которому ещё не надоела эта тема. Он заявлял: "А давайте обсудим крики!" "О нет, только не это!" – хватался за голову теннисист.

Было забавно, когда Виктория Азаренко в Дохе на вопрос корреспондента о её криках на корте ответила: "Скажите, а вы храпите? А вы можете перестать храпеть, если придётся?"

– Во время записи вы используете какие-нибудь условные обозначения?

– Вся наша речь – условные обозначения, это же стенография. У нас есть база данных под названием "Спорт" или "Теннис". Одно и то же слово может появляться в разных базах, и значения у него будут принципиально разные. В теннисе все слова, конечно, с теннисом и связаны: бэкхенд, форхенд, Роджер Федерер, Уимблдон, КОЗЁЛ! (Смеётся).

– Я заметил, что иногда вы добавляете комментарии в свои расшифровки. Пишете, скажем, "он засмеялся". Но не каждый раз. Я так понимаю, это делается для того, чтобы читающий почувствовал энергетику момента?

– Да, ведь сарказм не переводится. Был случай в Пекине, когда Новак Джокович прокомментировал качество воздуха, и эти слова приняли не очень хорошо. Важно, чтобы сарказм был понятен, и мы пытаемся поспособствовать этому, добавив в расшифровку небольшое "ха-ха". Если теннисист говорит что-то вроде: "Да, я собираюсь выйти и надрать ему задницу", – нужно добавить небольшой комментарий, например, о том, что он в этот момент улыбался, чтобы было понятно, что это шутка.

– А было такое, чтобы игрок расстраивался из-за того, что ваши заметки не соответствовали действительности и из-за них его неправильно поняли?

– Не думаю, что игроки вообще читают наши расшифровки, если только их агенты или кто-то из ATP и WTA не укажет на них. Иногда приходится сокращать вопросы. Просто есть некоторые журналисты (заявляю со всем к ним уважением), которые очень хотят показать, что они умные. И начинается: "Я смотрел ваш матч на пятом корте, вы сыграли с бэкхенда и так далее, и так далее, и так далее, ещё предложение, снова предложение, потом опять предложение – и вот, наконец, мой вопрос". Частенько мы сразу переходим к вопросу. Потому что, если честно, всем наплевать, насколько умён журналист, главное – о чём он хочет спросить.

– Мы уже говорили об австралийцах. У кого ещё встречается что-нибудь забавное в разговорной речи, что довольно сложно превратить в связный текст?

– Бывает непросто с некоторыми испанцами. Даже с Рафой! (Шёпотом.) Когда он получил травму и жил на Майорке, он, видимо, разговаривал в основном на родном языке. А когда вернулся к игре и снова начал общаться по-английски, у него появилось много новых забавных словечек. И все журналисты замечали: "О, это что-то новенькое!" Он, например, (да и вообще многие испанцы и аргентинцы) часто говорит "pression" (давление как физическая величина – здесь и далее прим. переводчика) вместо "pressure" (моральное давление). Все они добавляют лишние буквы в "surface" (поверхность) и произносят непроизносимую "b" в слове "doubts" (сомнения). Рафа делал так, пока кто-то, наконец, не указал ему на ошибку.

Николай Давиденко говорил так поэтично, как Йода из "Звездных войн": "Хорош был бэкхенд мой", "Сидеть здесь буду я"... Это было очень мило.

– Рафа вообще разговаривает по-особенному. Все эти его вопросы, заканчивающиеся уточняющим "нет?" Мне это нравится.

– Да, а ещё россиянин Николай Давыденко забавно разговаривал. Он говорил как... Как там зовут этого мудрого парня из "Звёздных войн"?

– Йода.

– Именно. Он говорил так поэтично: "Хорош был бэкхенд мой", "Сидеть здесь буду я…" Это было очень мило, очаровательно.

– Есть ещё игроки, которых вы особенно любите слушать?

– Да, конечно. Некоторые из них высказывают очень глубокие мысли, и я такая: "ваааау!!!"

– Можете назвать имена?

– Например, Янко Типсаревич. Он очень погружён в литературу.

– У него всегда цитата из Достоевского под рукой.

– Ещё Андреа Петкович.

– Она, кстати, и писатель хороший.

– Андреа очень много читает. Она говорит, кажется, на пяти языках, и всегда поднимает глубокие вопросы.

– А что насчёт ругательств?

– Случаются.

– Знаю, что у Ника Киргиоса, бывает, проскальзывают.

– О да!

– Его весело расшифровывать?

– Нет. Он хуже всех. Сложный. Быстрый. В его речи сложно расставлять знаки препинания. Кстати, даже в речи Роджера временами трудно уловить главную мысль. Вот он говорит, потом перескакивает на что-то другое, затем у него вдруг появляется новая тема, и она с первыми двумя уже никак не связана... И где ставить точку? Когда просто слушаешь его, то всё понятно, а когда начинаешь расставлять знаки препинания, начинаются проблемы.

– А кто в туре самый грамотный?

– Сербы очень хороши. У них идеальный синтаксис и превосходный ритм.

Перевод Надежды Григорьевой